наборы из дефицитных продуктов, которые развозили по квартирам руководства области. К примеру, руководителю бюро товарных экспертиз Всесоюзной торговой палаты Пашкевичу, председателю Витебского облпотребсоюза Жаркову, потом в Минск Соколову, главе нашего ведомства, первому секретарю обкома партии, прокурору области Дунаенко и простым сотрудникам прокуратуры, работникам ОБХСС и ГАИ. Фамилии громкие, и вам они хорошо известны. От них зависело, насколько долго и успешно мы будем работать…

– Я понял, вы таким образом покупали результаты проверок…

– Называйте как хотите, но все эти люди давно привыкли к подношениям, полагая, что за просто так и прыщ не вскочит.

– Давайте попробуем подсчитать – мне же надо отразить это в протоколе.

– За все годы это примерно 25 тысяч рублей, не больше. Да еще 1820 на покупку мотоцикла, холодильника, магнитофона для подкупа чиновников…

– Из похищенных 750 тысяч рублей всего 25? Не смешите меня, Марк Наумович!

– И все же… Мне добавить нечего.

– Посмотрим. Нам некуда спешить. Увести! – раздраженно скомандовал Кирутин конвоиру.

Беспалов сменил Кирутина в три часа ночи и сразу же вызвал на очередной допрос Бородина. Надо полагать, отныне тактика следствия была такой – не давать спать бесконечными беседами, суть которых сводилась к одному вопросу: где деньги? Вопросы тысячу раз повторялись в расчете на усталость, озлобленность подследственного и случайную оговорку на подсознательном уровне. Сколько продолжалась беседа нервного следователя, Марк не мог сообразить: уставшие глаза слипались, страшно хотелось спать, и все же изнурительное времяпрепровождение в кабинете для допросов в какой-то мере избавляло от назойливых притязаний «смотрящего» Топора. А следователь по особо важным делам Беспалов раздражался все больше и больше: мол, самый главный идеолог и спекулянт слишком много себе позволяет.

– Сколько ты будешь притворяться, Бородин? Неужели ты до сих пор не понял, сука, ты не жилец на этом свете! Вышка тебе светит! – Беспалов в отчаянии схватил жертву за кудрявые пряди волос.

– Поживем – увидим, – прошептал Марк, проглотив накатившую слюну.

Последовал удар под дых, еще один, и еще… Упав со стула, Марк закрыл голову руками и прижал ноги к животу, пока сапоги капитана безжалостно вбивались в тело.

Очнулся Марк Наумович от воды, которую кто-то плеснул на его окровавленное лицо. Облизав засохшие губы, он пытался понять, сколько пролежал без сознания. В окне за решеткой ярко светила яйцеобразная луна, в коридоре едва слышны были знакомые шаги конвоира.

– Очнулся? Вспомнил, где деньги?

– У меня их нет…

– Ничего, скоро и не такие секреты раскроешь! Конвой! В карцер!

Под утро, чтобы выбить признание, Беспалов решил использовать еще один надежный метод: посадить Бородина в карцер с большими крысами. В весьма ограниченном пространстве на холодном цементном полу невозможно было спать лежа, разве что только присесть на корточки, но в этом случае бороться с огромными серыми крысами приходилось стоя. В кромешной тьме трудно было понять, в какой именно момент нападет на арестанта та или иная голодная бестия. Так что Марк дожидался, пока какая-нибудь крыса не вопьется в ногу, хватал ее за хвост и, насколько позволял размах руки, вбивал в стену. В это время на него нападали другие не менее голодные особи. Марк Наумович, потеряв счет времени, не мог понять, сколько продолжалась борьба. От нахлынувшего чувства самосохранения Бородин даже испытал некоторый прилив адреналина, а потом, обессиленный, присел на корточки, прислушиваясь к ноющим искусанным ногам и пытаясь понять, всех ли гадов он изничтожил, но как только сонные глаза сомкнулись, послышалась сирена и включился мигающий ослепляющий свет. Через какое-то время Марку послышалась музыка в ушах, и он понял, почему в народе карцер назвали музыкальной шкатулкой. Казалось, вот-вот он не выдержит пыток и тронется умом… Но силы Марка не были изведаны до конца…

39

Наконец железная дверь карцера открылась, и Бородина вновь повели на допрос к Кирутину. «Добрый» следователь в который раз попытался расколоть Марка Наумовича на деньги, скромно извиняясь, что порой следственной группе приходится прибегать к не самым красивым методам, но для достижения результата, как известно, все средства хороши.

– Сколько бы меня ни пытали, ничего нового я не скажу. Денег у меня нет.

– А куда ж они делись? К вам же стекались все финансовые ручейки!

– Не понимаю, о чем вы, – спокойно, глядя в глаза, упорствовал Марк Наумович. Его глаза ввалились, нос с легкой горбинкой заострился, избитое лицо светилось ссадинами и синяками, но дух не был сломлен. – Я говорил уже, что виноват лишь тем, что с малолетства вкалывал, был хозяином своего дела и делал людям добро.

– Спекулянт, ты наживался на людях! Добро он делал! – малая часть наигранной доброты кончилась, и Кирутин набросился на Бородина со словами:

– Опять в карцер хочешь? Смотрите, какова миссия, праведника из себя изображает! Конвой!

Путь до следующего карцера оказался длиннее, поскольку на этот раз на Марка надели смирительную рубашку, подобную той, какую обычно используют для душевнобольных в психиатрической лечебнице. Для чего был нужен такой белый наряд с длинными рукавами, завязанными на спине, Марк Наумович понял лишь тогда, когда в очередном карцере его облили ледяной водой: так достигался эффект, будто грудная клетка зажата между буферами вагонов. Зубы стучали, голова разламывалась. Из-за нескольких суток без сна земля уходила из-под ног. Бородин закрыл ввалившиеся большие глаза и как будто наяву увидел картину из своего военного прошлого.

Холодной осенью они попали в окружение и четвертые сутки пробивались к своим через топкое болото, затянутое обманчивой зеленой тиной. По ночам холод пронизывал до костей, а к рассвету туман покрывал трясину на расстоянии вытянутой руки. Надо было как-то идти вперед, немец был совсем рядом, пули свистели то тут, то там. После кровопролитных боев от разведроты осталось всего двое. Девятнадцатилетний Марк нащупал палкой небольшую твердую кочку, присел на нее и тихо позвал сержанта Полякова. Старший товарищ всегда помогал Марку не только житейской мудростью, но и крепким словцом, исполненным с нескончаемым оптимизмом.

– Холера ясная, так бы на бабу вскочить, как ты на кочку взобрался!

– Василий Степанович, здесь хоть можно отдохнуть, иначе мы с вами точно увязнем в болоте.

– Не боись, Марк, нас пуля не берет, и болоту мы не нужны! На вот, подкрепись!

Степаныч нащупал на кочке кустик со студеной клюквой и протянул товарищу. От съеденной горсти кислой подмороженной ягоды Марка разморило и потянуло в сон. Согнувшись в три погибели, чтобы не упасть с насиженного клочка земли в болото, он сомкнул веки и уснул.

Очнулся Марк Наумович от внезапно вылитого на него очередного ведра